erid:
Представлять заслуженного мастера спорта СССР и заслуженного тренера России Станислава Ерёмина особо не надо, тем более, что казанский период его деятельности с УНИКСом длился семь лет и возобновился после четырёхлетнего перерыва.
Но накануне Дня защитника Отечества корреспондент «БИЗНЕС Online» встретился с полковником в отставке Ерёминым и готовился задать ему вопросы об армейской службе наставника, которые заранее подготовил. Но собеседник так выразительно вкупе с мимикой заговорил, что прерывать его искреннюю речь было верхом неприличия. А подзаголовки сделаны просто для удобства чтения.
— Всё мое пребывание в армии, а оно длилось в ЦСКА 25 лет, было очень интересным, а особенно начало службы.
КАК ЮНОСТЬ БЫЛА ХОРОША…
— 1974 год. Я выпускник свердловского института народного хозяйства (кстати, поступал сам и никакими поблажками со стороны кафедры физвоспитания не пользовался) был счастлив, что наш «Уралмаш» во главе с Канделем в очередной раз стал чемпионом России, вышел в высшую лигу чемпионата СССР, а меня признали лучшим защитником с вручением приза. Впереди — формальная защита диплома, который уже был написан. В общем — эйфория и отдых. Правда, несколько смутил слушок, что меня переводят в ЦСКА. Но не воспринял это серьёзно.
ВИЗИТ ВОЕНКОМА
— Сижу как-то с ребятами в общежитии, отдыхаем и вдруг заходит в комнату солидный офицер (потом выяснилось — областной военком) и спрашивает, обращаясь ко мне: «Ерёмин». «Ерёмин», — отвечаю. «Слушай, пришла директива, чтобы ты в течение двух дней был откомандирован в ЦСКА» Я попытался что-то сказать, а он: Это директива генерального штаба. Быстро собирайся". Выходим, садимся в «бобик» на котором военком приехал и вперёд. Сейчас по прошествии стольких лет об этом можно говорить. Он: «Едем принимать присягу». Я: «Какую присягу? Я же не в армии…». Приехали в какую- часть, надели на меня форму, повесили не грудь автомат и попросили прочитать текст. Потом строго предупредили, чтобы об этой процедуре никому ни слова. Потом выдали целый баул с армейской формой, предписание, чтобы послезавтра быть в Москве в расположении ЦСКА. Так я стал, по сути, рядовым Ерёминым.
А у нас в команде был центровой — Саша Ковалёв, уже прошедший школу ЦСКА. Я к нему: «Как быть? Ехать в форме?». Он: «Да, Стас, ты чо… Это же ЦСКА. Езжай в «гражданке». А это конец июня, солнышко. Я купил билет, по-летнему оделся, как сейчас помню, это был светлый пиджачок, и налегке отправился в столицу.
ДИАЛОГ С БЫВШИМ АДЪЮТАНТОМ СТАЛИНА
— Приезжаю в ЦСКА, прохожу к офицеру, дежурившему по клубу, и протягиваю предписание. Только потом я узнал, что это был полковник Родионов, в прошлом один из адъютантов Сталина, но после смерти вождя разжалованный в лейтенанты, но снова ставший полковником.
Стою. Улыбаюсь. Вдруг резкое: «Ты кто?». Отвечаю: «Как кто? Ерёмин». Он опять: «Ты кто?». «Еремин». «Я тебя в третий раз спрашиваю, Ерёмин. Ты гражданский человек или военный? Рядовой или нет?». Отвечаю: «Рядовой». «Смирно! Почему явился не по уставу? Где обмундирование? Даю два часа на переодевание, иначе пойдешь под трибунал. Кру-гом!».
Я ушел подальше от кабинета, сел на скамеечку. От обиды — ком в горле. «Ни хрена, -думаю-, встреча в лучшей команде страны». На моё счастье мимо шел другой офицер, и, увидев меня худенького (я весил тогда 72 килограмма), в светлом пиджачке да испуганного трибуналом (форму-то оставил дома), сказал: «Поднимись ко мне.». Далее такой диалог: «Ты кто». «Ерёмин». «Откуда?». «Из Свердловска». «Тебя кто приглашал?». «Пришла директива». «Ты мастер спорта?». «Мастер спорта». Он начал кому-то звонить, но ведь было время отпусков и, похоже, звонки оказались холостыми.
А поблизости была казарма, как её называли «халява». Там жили те, кто в основной состав не проходил, но были на подхвате — игровики, борцы, боксёры, Ведущие-то жили в пансионате. Он привёл меня туда, и говорит: «Подъём в шесть часов, уходишь на целый день в город и приходишь только спать. Но чтобы за два дня тебе привезли из Свердловска воинскую форму».
А дальше как в том кинофильме — «Джентльмены удачи». Выбрал я койку, разложился, сижу. И тут с ужина входит целая гвардия. Накаченные амбалы с суровыми лицами. Хорошо, что вместе ними пришли баскетболисты — Назаров, Казаржевский, которые меня уже знали и не дали состояться разборке.
Вот так у меня начался и продолжился курс молодого бойца после быстро присланной формы. Учился маршировать, отдавать честь, правильно взмахивать руками. А что не так — получал от «старичков» по полной. И такая накатила депрессия: кто я, что я. На десятый день пришел Анатолий Астахов — один из помощников Гомельского и такой радостный: «Стас, как хорошо, что мы тебя забрали. Теперь ты будешь в ЦСКА, и мы с Беловым, Едешко, Милосердовым и тобой будем всё выигрывать.
Александр Гомельский
ВСТРЕЧА С «ПАПОЙ»
— Получилось так, что кроме Астахова меня в Москве никто не знал, а через полтора месяца начиналось первенство Вооруженных Сил. Решили послали играть за Уральский военный округ. Вот там-то меня первый раз и увидел Гомельский. И надо сказать мне тогда повезло: забивал по 30 очков, пасовал, подбирал. В общем, делал всё, что нужно делать защитнику на площадке. Встреча с главным тренером ЦСКА предопределила мое расставание с армейской формой. Правда, раз в неделю независимо от вида спорта, званий все спортсмены её надевали, выходили на плац, и занимались час -полтора строевой подготовкой, чтобы не забывали — мы армейцы.
Пока шла срочная служба (это был год после окончания института) жил в общежитии, тренировался под руководством Стародубцева. А потом и Александр Яковлевич стал привлекать к играм главной команды, давая всё больше и больше времени игрового времени. А месяца за два — три до окончания срока службы стал уговаривать меня перейти на офицерскую должность. А уговаривать он, ох как умел. Но я так хотел вернуться в Свердловск, в «Уралмаш», с которым были связаны лучшие годы. Но когда приехал домой и начал разговаривать с ребятами, то никто из них, даже Кандель, который нас тренировал, не советовали возвращаться. Довод был у всех один: такая возможность выпадает один раз в жизни, и надо использовать её. Сюда всегда успеешь вернуться.
Вернулся в Москву. Возглавлявший тогда общий ЦСКА генерал дал мне слово, что квартиру получу. Я подписал договор и стал лейтенантом. И здесь еще раз скажу о роли Гомельского не только как великого тренера. Когда было надо, он надевал свой полковничий мундир, и по каким только кабинетам не ходил, решая все житейские вопросы баскетболистов. Не зря же его за глаза звали папой.
РЕЦЕПТ СЧАСТЬЯ ОТ ЕДЕШКО
— Была у нас по тем временам неплохая зарплата, за большие победы присваивали звания. Иногда досрочно. Кстати, я был единственным майором, кто в таком звании выходил на площадку, а полковника получил, будучи главным тренером ведущей команды страны.
В 85-м году я закончил играть, потом с сохранением зарплаты числился в клубе и чем-то помогал. Пока мне не предложили поехать наставником в Сирию. Я так не хотел ехать на этот Ближний Восток, так тяжело мне досталась поездка, ведь именно там я потерял семью, да и работа складывалась тяжело. Оказалось, что все мои познания и мысли о тренерском ремесле — полный ноль. Приходилось переживать, часто не спать, пока жена не дала правильный совет: «Семье нужен муж и папа. Возьми себя в руки. Не переживай так».
Иван Едешко
После двух лет я вернулся на родину, принял под своё начало молодёжную команду, а затем стал помощником у Ивана Едешко, который сменил на тренерском мостике Белова. И здесь еще раз выскажу Ивану слова благодарности. Может, он увидел во мне больше энергетики, чутья. Сам предложил мне стать главным тренером и убедил в этом руководство. И какие классные ребята у меня были в начале. Как говорится, выхлоп советских времён — Карасев, Кисурин, Куделин, Панов. Зарплата — всего 500 долларов в месяц, а как играли. Как-то греки сказали, что у них один игрок стоит как вся наша команда. Да и это положенное не всегда получали вовремя. Один раз — целых полгода. Но с голодухи стали третьими в Париже на «Финале четырех» тогдашней Евролиги. В общем, романтиками были. А сейчас в «Химках», где у некоторых зарплата в миллионы долларов, хотели бастовать…
ЖЕВАЛИ ДОЛЛАРЫ, ЖЕВАЛИ
— Конечно, кроме баскетбола, было и много чего разного. Ведь в те годы многое зависело от того, попадешь ли в состав на выезд за кордон. А это не секрет был приработок для всех. Везли туда икру, водку, фотоаппараты, еще что-нибудь, чтобы продать там, а на выручку привезти на продажу их предметы ширпотреба. Лучше чем в книге Едешко, написанного об этом периоде — не найти. Цитирую по памяти: «Счастье — это когда ты купил всё, что нужно там, с дрожащими руками прошел со всем этим через таможню, затоварился на обратный проезд и с такой же дрожью опять прошел через неё „родную“, сел в машину, достал сигарету Malboro, и… закурил. Вот оно — счастье».
И что только не делалось, чтобы тебя не поймали поднаторевшие в поиске нелегального провоза остроглазые таможенники — были случаи даже доллары жевали и глотали. Помню, как-то нас выстроили сразу по прибытии на плацу для встречи с высоким начальством. Жара под тридцать градусов. А олимпийский чемпион, великий спортсмен стоит, обиваясь потом — на нём были двое джинсов: Вторые надел, потому, что была превышена норма провоза.
Жили мы в Архангельском вместе с ручниками, хоккеистами, волейболистами. Так хоккеисты после побед привозили ящиками шампанское и… отдыхали. Баскетболисты, имевшие более свободный график, оттягивались куда меньше. Но ведь все играли и побеждали. Сейчас смотрю на некоторых — ни пить, ни гулять и… ни играть.
Навсегда запомнился и такой случай. Как-то в столичном дерби наши футболисты проиграли со счётом 0:3. Вся команда вечером была срочно отправлена в Таманскую дивизию, а ту ночью подняли по тревоге на боевые учения для отработки защитных действий от танковой атаки. И там надо было залечь под танком. Стоит ли говорить, что в следующем матче соперник был разделан под орех…
Конечно, я благодарен армии — она дала мне всё, о чём можно мечтать. Прошёл путь от лейтенанта до полковника. Правда, иногда испытываю чувство неловкости, когда вижу офицеров в боевых наградах, прошедших через горячие точки. Но у нас был другой, свой фронт, где мы защищали честь нашей страны, ковали ей авторитет. И мне — баскетбольному полковнику за проведённую в армии работу на паркете не стыдно.