erid:
Актуальность предыдущего текста в моем блоге про Валерия Чалого полностью перечеркнула новость о заключении контракта с «крымнашским» тренером. После этой информации даже страшно представить в насколько разных измерениях живут автор здешнего блога и нынешнее руководство ФК «Рубин». Мне-то, горемычному, казалось, что для признания нужно одержать четыре победы подряд, как сделал наставник «Урала» или разгромить «Спартак», как получилось у тренера «Кубани»… Но руководство «Рубина» устроила даже одна победа, одна на всех, и за ценой они не постояли. Пусть теперь Юрген Клопп содрогается от ужаса. Такого противника, о котором не знает и он, переехавший в Ливерпуль, и мы, живущие в Казани, у Клоппа еще не было.
Ну, и оставим эту тему с назначением, наверное, прозорливому начальству «Рубина» видней, чем подслеповатому журналисту БО. А обратимся мы к теме вчерашнего соперника российской футбольной дружины, к сборной Молдовы. Точнее, к ее родине. Так уж получилось, что на благодатную землю Молдовы я выезжал дважды, будучи бойцом стройотряда КГУ под патриотическим названием «Болгар», в 1990—1991 годах. И сейчас, читая материалы командированных в Кишинев спортжурналистов-федералов, сравнивал их нынешние впечатления со своими, тогдашними.
Слезу по поводу нищающей Молдовы сейчас пустили многие. Лично я прочел репортажи Игоря Рабинера из «Спорт-Экспресса» и Глеба Чернявского из «Футбола». Потом посмотрел репортаж с матча, послушал реакцию антироссийских трибун, и подумал — какие же они неблагодарные идиоты! Не знаю, кто там сидел на трибунах: молдаване, цыгане, гуцулы, гагаузы. Не важно, они неблагодарные идиоты, не зависимо от нации. Они до сих пор не осознали, что Россия четверть века назад нищенствовала, чтобы процветали остальные 14 республик СССР.
Тех россиян, кто сейчас тявкает о тяжелой жизни в 2015 году, я бы пинками отправил в машину времени, переместил на 25 лет назад, и мордой ткнул бы в те же 1990 и 1991 годы. Тогда мы, татарстанские стройотрядовцы, дважды выезжали из Казани в Молдавию на поездах, один раз через Одессу, второй раз через Москву. В Москве шарахались весь день. Никогда не забуду, как под вечер зашел в местный продуктовый магазин, и увидел там шесть абсолютно пустых прилавков, охраняемых продавцами. Шаром покати — говорят про такое. Только на одном прилавке была табличка — «требуется продавец». И все! Это Москва девяностых.
А теперь представьте, какое у нас было настроение, когда мы приехали в Молдавию. В Кагульский район, в деревню Зырнешты. Первым нас встретил казанский гопник Панама, которого в нагрузку, как трудного подростка, привезли в каком-то студенческом отряде на день раньше нас. — «Тут в магазине „Херес“ стоит, „Мадера“, еще вина разные, водка „Посольская“, коньяк „Лучезарный“», Белый аист", — покачиваясь и заикаясь говорил он нам. — «Но нам не продают!», зло закончил Панама, поэтому даже было непонятно, где и как он успел нажраться.
На следующий вечер, уже после рабочего дня, мы с открытыми ртами посетили местный магазин, где все было так, как рассказывал Панама. То, что полки ломились от спиртного, еще можно было объяснить тем, что местное население пило домашнее вино. Но откуда в молдавской деревне были разносолы, которые сейчас мы все видим в любом супермаркете, а тогда могли наблюдать только в кино? Откуда в молдавской деревне были книги, которых в то время в Казани можно было втридорога купить на книжном рынке. Лично я там купил Кена Кизи «Пролетая над гнездом кукушки», «Мышеловку» Агаты Кристи и малоизвестную, но замечательную книгу чешского сатирика Иржи Марека «Паноптикум города Пражского». А вот девушка из отряда КАИ и вовсе поразила мое воображение, когда в деревенском магазинчике набрала товаров на 500 (!) с лишним советских рублей. При студенческой стипендии в 40 рублей, при средней зарплате в 120. На 500 (!) рублей. В молдавской деревне!
Когда денег не хватало, наши люди элементарно крали. Так в магазине села Бадык украли две пары трусиков. По слухам, это сделали две наши начальницы лагеря Вера и Надежда Николаевны, которые в то время работали в КГУ. Одна директором Ленинского музея, другая, даже не знаю — кем. Молдаване рассказали о краже стройотрядовцам, они передали новость по лагерному радио, но, увы, тетехи не услышали об этом. Они в этот вечер совершали дружественный визит к местному деревенскому истеблишменту, то ли парторгу, то ли председателю колхоза, ночуя в местной гостинице. В этом случае, конечно, совпало отсутствие у этих теток и денег и совести, но представить, что в нынешнее время сотрудник КГУ будет тырить исподнее в заграничных магазинах, я не в состоянии.
Как не в состоянии представить и то, что русские будут строить дома молдованам. А мы, казанские студенты, делали это. В свой законный выходной пошли к молдавскому крестьянину и обшивали ему дом. Он еще платить нам потом не хотел, решив отделаться ужином. Ей Богу, как голодающим Поволжья. Так как я ездил дважды, то никак не могу вспомнить — был ли с нами на той шабашке Марат, по прозвищу Домовитый. Тогдашний школьник, в нулевые Сити-менеджер Казани Марат Загидуллов, совсем недавно депутат
Тогда наши выкручивались, как могли. Курили чай, как каист Альберт из нашего отряда. Подсылали к молдаванам подружек, чтобы они выклянчивали у местных курево. Но пойти на сделку: девочек на сигареты никому в голову не приходило. Надо помнить, кто мы тогда были, пацаны 80-х, и студенты и трудные школьники с родины казанского феномена. Мы каждый вечер готовы были устроить в местной деревеньке мини-революцию, начисто выломав все палки из скамеек, но местные, как огня, боялись своего участкового. Как только назревала какая заварушка, он приходил, и просто уводил аборигенов с места не состоявшегося боя.
Хотя, насчет близкого знакомства с молдаванами отдельные казанские гостьи были очень даже не прочь. Особенно командирша нашего отряда Наташа. Когда пацаны зависали по воскресеньям на шабашках, она с подружками, накрасившись, шла в местный бар «Церенкуца», к местному бизнес-сообществу в лице бармена и его друзей. Они там закрывались и там их «дутен пула» и «дутен кизда».
Думается, что происходившее там за закрытыми дверями позволяло нашим красоткам решать проблемы и с сексом и с питанием. Потому, что жрать хотелось всем и всегда. Вы когда-нибудь ели гороховый суп и кашу по-молдавски, приготовленную для россиян. Я вам скажу, что это такое. Гороховый суп, это суп где плавал зеленый консервированный горошек. Каша была то ли на маргарине, то ли на машинном масле. — Я смотреть не могу на эту пакость, что нам готовят. Хорошо хоть можно пойти в местные сады, и нажраться там фруктов рублей на писят, — метко заметила одна из наших студенток. Эту еду для диабетиков давали нам, студентам, которые вкалывали по шесть дней в неделю, с восьми утра до шести вечера. При этом на полях не было никакой возможности подкрепиться. Потому, что собирали мы зеленые помидоры, из которых какой-то начальственный советский придурок запланировал делать соленья. Эти зеленые, еще не зрелые помидоры, невозможно было употреблять ни в соленом, ни в каком-либо другом виде. Поговаривали потом, что они хорошо шли на закуску. Не знаю, через пару лет, когда я начал пить водку, и Союз успел развалиться, и эта помидорная дрянь успела исчезнуть с магазинных прилавков.
Мы были голодными до еды, молдаване до секса. Настолько, что едва не набросились на другого нашего школьника Марата, которого наши девушки специально накрасили для участия в конкурсе «А, ну-ка, девушки!» Очень удивились бы студенты все того же КГУ, если бы узнали, что их нынешний преподаватель, доцент (фамилию, извините, не назову), 25 лет назад отбивался от молдавской пьяной деревенщины, будучи накрашенным и одетым в женское платье. Кстати, и наша командирша с подружками перед отъездом, не пожелала «на посошок» сходить к деревенскому бармену, и провела последнюю ночь под кроватью. Чтобы невзначай не получить этот самый посошок, то есть, палку в дорогу.
Чтобы читатель не подумал, что ваш корреспондент белый и пушистый, не пил, не курил, не привлекался, покаюсь. Я пытался откосить от работы. Благо повод был. Пришел, после дискотеки, и хлебнул из трехлитровой банки, думая, что это чай. Оказалось, что это проявитель, наш товарищ из КАИ Альберт решил сделать фотографии. Я пытался запить эту гадость жидкостью из другой банки, а в ней оказался закрепитель. Естественно, этот факт позволил мне откосить от работы на следующий день. Надо было только сходить к местному врачу за справкой. Доктор, приняв всех местных старушек, даже тех, кто занимал, после меня, обратил внимание на кемарившего студента перед самым закрытием больницы на обед. — «Что случилось?» — «Отравился!» Если бы вы знали, что было дальше. Вначале в меня вливали из 10-литрового ведра воду, разбавленную марганцовкой. Потом решили повезти в Кагул, который находился в 20 минутах езды от Зырнешть. Повезли в карете «Скорой помощи», тряска в которой не уступает тряске в центрифугах, в которых космонавты проходят проверку перед отправлением в невесомость. Все это напоминало «бурю в пустыне», столь актуальную для 1990 года. Клянусь, в будущем я ездил на полевые работы в любом состоянии здоровья.
Это не касается алкоголя, поскольку я тогда не пил. Совсем. Правда, и соратники по молдавским полям не злоупотребляли. Просто не на что было. Когда они купили 200-граммовые бутылочки «Белого аиста» в местном магазинчике, то выяснилось, что продавщица впарила им 200-граммовые по цене 350-граммовых. Когда пошли с ней разбираться, та ушла на больничный. К тому времени, когда вышла с него, коньяк у студентов просто украли. Тогда вообще воровство процветало, не поймешь, то ли свои трудные подростки им занимались, то ли местные налетали.
В один из дней нас повезли на границу, благо протекавшая неподалеку река Прут, как раз и разделяла Советскую Молдавию с Румынией. — «Не вздумайте потеряться, — пугал нас пограничник. — «А то был случай, заплыли наши мужики в Румынию, и там их три дня держали в одних плавках, пока наши правительства нотами обменивались». На границе, кстати, наши пацаны нашли земляка, служившего поваром, и были допущены к местным деликатесам — гречневой каше с фруктами. Не скрою, и я там был… Покушать можно было еще, сыграв с девушками в карты. Не на раздевание, нет, этим мы занялись уже в Казани, во время первой общей встречи нашего отряда. Сидели потом с Маратом, который сейчас миллионер, в одних трусах, поскольку девушки, проигрывая, только заколки из волос вытаскивали. А в Молдавии играли на продукты. И выигрывали. Правда, работа на полях сжигала все калории, настолько, что как-то из закрытой палаты мне пришлось выбираться через форточку. И ведь выбрался, чему сейчас, прожив еще 25 лет и набрав еще 50 килограмм, я уже и сам удивляюсь.
Впрочем, не всем было так голодно в сытой Молдавии. Командиры отрядов, как смерч, сметали все товары, с так называемых, «автолавок», на которых, по идее, должны были отовариваться бойцы студотрядов, сутками пропадавшие на полях. Но зачем студентам автолавка, думали наши командиры. И они могли себе это позволить. На последней лагерной линейке произошла раздача денежных премий наиболее отличившимся в работе. Удивительно, но в числе передовиков оказалась вся лагерная верхушка. Интересно, во сколько оценили свой скромный труд сестры Вера и Надежда Николаевны, которые получали конвертики с деньгами под неодобрительный гул студотрядовцев. Но командирам, поистратившимся в Молдавии, очень нужны были дензнаки для последнего штурма местных магазинов. В итоге в нашем эшелоне, отправлявшемся в Казань, был специальный вагон, полный вещей, фруктов-овощей, вывозимых из благодатной Молдавии. Студентам пришлось ехать на третьих полках, из-за того, что один из вагонов в эшелоне руководство превратило в товарный. Этим людям всего было недостаточно, и еды, и воды, и воздуха, и, казалось, что они за лето хотят обеспечить себя на всю жизнь. Помнит ли об этом вагоне тогдашний командир нашего сводного отряда «Татарстан» Джавдет Сулейманов?
Может быть, этот товарный вагон нанес последний удар по благосостоянию Молдавии. Чьи деревенские жители уже тогда терпели «российских голодранцев». А городские жители, в том же Кишиневе, делали вид, что не понимают по-русски, не отвечая на расспросы. Поскольку, стремились в Европу из нищей России, поближе к братьям-румынам. Контраст между «нами» и «ими» был заметен даже в поезде. Выскочив на станции, будучи еще в Молдавии, ребята возвращались с вином и закусками. Выйдя на станции, когда поезд въехал в Россию, люди вернулись … со связкой бубликов.
Времена изменились, а молдаване по-прежнему стремятся в объятья братьев-румын, но сейчас уже не брезгуя самим съездить на заработки в Россию. Поскольку «Стругураш» и «Стрелучитор», «Херес» и «Мадера», «Лучезарный» и «Белый аист», виноград и абрикосы, кабачки и томаты не могут современной Молдове обеспечить даже тот уровень, который был в республике 25 лет назад. Когда нищая Россия выбивалась из сил, чтобы прокормить и насытить и Молдавию, и Прибалтику, и Среднюю Азию.
Прошло 25 лет. Я уже давно не видел тех, с кем вместе ковырялся в молдавской земле. Но Баурчи и Бадык, Андрюшты и Трытешть, Киркан и Кукоар, Комрат и Кагул, названия деревенек, поселков и городов, нет-нет, да и всплывают в памяти. Как и песня, которую я тогда написал о нашем житие-бытие.
На Зырнештских полях, со злобой на кого-то
Выхожу я на работу, только о дожде моля
Персик, сливы, виноград. Съели все до основанья.
Можно крикнуть до свиданья. И вернуться всем назад.
Мне никто здесь не знаком. Да и сам я не знакомый
Не ведущий, не ведомый. Я иду своим путем.
Пусть жизнь у молдаван, и лучше (!) и богаче (!!!)
Но я из Казани — это значит, за Казань я жизнь отдам!