erid:
Эдуард Кудерметов воспитал двух топ-теннисисток.
Казанский хоккеист Эдуард Кудерметов выступал в «Ак Барсе» десять лет и помог команде завоевать первое чемпионство в клубной истории в 1998 году. Затем он выигрывал титул уже в составе «Металлурга». Когда Эдуард выступал за ЦСКА и «Спартак» и уже раздумывал над завершением карьеры, в его планах было стать хоккейным тренером.
К этому он и пришёл, но уже в другом виде спорта. Старшая дочь Вероника добилась первых успехов в теннисе, и Эдуарду, как и многим другим таким родителям, пришлось целиком и полностью посвятить себя карьере дочери. Сейчас Вероника входит в топ-50 рейтинга WTA, и её уже тренирует муж Сергей Демёхин. Тем не менее, Эдуард всё ещё занят теннисом: круглый год он проводит в разъездах уже с младшей дочерью Полиной. Она считается одной из самых перспективных теннисисток в мире и идёт по стопам Вероники.
В интервью «БИЗНЕС Online» Кудерметов рассказал:
• сколько стоит годовое содержание топ-теннисистки;
• как он после хоккейной карьеры стал тренером по теннису;
• почему отказался от недвижимости за рубежом;
• почему при Юрии Моисееве в «Ак Барсе» на играх было легче, чем на тренировках;
• как в хоккей проник капитализм;
• почему он не видит шайбы, когда смотрит современный хоккей.
100 ТЫС ДОЛЛАРОВ В ГОД
– Эдуард, вы сами в прошлом хоккеист, сыграли за большое количество клубов. Как так получилось, что обе ваши дочки ушли в теннис?
– У нас сосед по даче – Ринат Касьянов, с которым я играл в «Ак Барсе». Его дочь ходила на теннис и дружила с Вероникой. Как-то она предложила сходить с ней на тренировку. «А у меня нет ничего», – говорит Вероника. «Как ничего? Кроссовки есть?» «Есть». «Ну пошли тогда». Я был тогда на сборах с «Металлургом», и Вероника мне звонит: «Папа, я записалась на теннис». Дело было в июле, а уже в сентябре она должна была ехать в Магнитогорск, начиналась учёба. Нашли ей там теннисную секцию, но любительскую – одновременно занимались по 20 человек на корте.
Потом переехали в Москву, я уже играл за ЦСКА. Она всё просилась на теннис. Я два месяца откладывал, надеялся, что забудет. Она занималась танцами и ходила в художественную школу – я думал, что этого достаточно. Но ей всё хотелось на теннис, просила каждый день. Я уже не стал её останавливать. Она прошла отбор в школу ЦСКА и так начался её путь – надо признать, тернистый. Никто не знал, что в итоге получится. Мы двигались методом проб и ошибок.
– Теннис требует полной отдачи не только от спортсменов, но и от родителей. Наверняка вы колебались из-за этого.
– Так и есть. Если бы не дочь, я бы, скорее всего, стал хоккейным тренером. Когда ты всю жизнь занимаешься профессиональным спортом, становишься зависимым от этого драйва. Радость от побед, горечь от поражений – мне бы не хватало этого, займись я, например, бизнесом. Так что я планировал остаться в спорте. Другое дело, что надо было действительно посвятить себя теннису. Обычному человеку, который работает в офисе, было бы сложно перестроиться на этот режим, я же привык к такой суете. Везде ездить, договариваться, просчитывать финансово. Вид спорта привилегированный, от этого никуда не деться.
– Сколько стоит годовое содержание теннисистки уровня Вероники или Полины?
– Если учитывать все факторы – и переезды, и сборы, и экипировку – то 100 тысяч долларов в год.
– Большая сумма. Как вы её вытягивали в первое время? Тратили деньги, которые заработали в хоккее?
– Не без этого. В один год нам помогала «Роснефть». Тогда как раз пришёл Игорь Сечин и широким жестом расширил количество спонсируемых спортсменов. Когда мы начали сотрудничать, Вероника была на 200-м месте в мировом рейтинге. А по итогам сезона попала в топ-15. Тот человек, который курировал нас в «Роснефти», сказал, что мы показали лучшие результаты среди всех спортсменов компании. Нам пообещали большую сумму на два-три года вперёд. Но как только мы начали оформлять документы, случилось слияние «Роснефти» с «Бритиш Петролиум». Пришла аудиторская проверка и из всех контрактов оставили только хоккейный ЦСКА и боксёра Поветкина.
– Как выкрутились из этой ситуации?
– Личными средствами. Также очень помог хоккейный агент Юрий Николаев. Мы до сих пор с ним в отличных отношениях. Созваниваемся, встречаемся. Я всегда подчёркиваю, что он – человек бескорыстный и честный. Положительный во всех отношениях. Не просто так у него большое количество игроков КХЛ среди клиентов.
В то время он сильно нас выручил. В карьере Вероники принимали участие Николаев, «Роснефть» и родители. Я ещё разговаривал с «Татнефтью», говорил, что Вероника выигрывает мировые первенства и должна отобраться на Олимпиаду. Это наша татарстанская теннисистка – почему бы не закрепить это, например, логотипом «Татнефти» на форме? Но договориться не получилось. Мне ответили, что у компании нет программы поддержки спортсменов в индивидуальных видах спорта.
– В теннисе реально выйти на самоокупаемость?
– Конечно. Вероника самоокупаема. Полина пока на пути к этому.
ТРУДНО СКАЗАТЬ СЕБЕ: «ТЕПЕРЬ Я ПАПА»
– Как вы стали тренером в теннисе?
– Я всегда смотрел теннис и немного играл в него во время хоккейной карьеры. Но, естественно, этого было недостаточно. Стал читать много литературы, консультироваться со специалистами. Когда мы приезжали на турнир, размещались в отеле и Вероника ложилась спать, я уходил на тренировочные корты. Смотрел, как занимаются другие, знакомился с разными специалистами, общался. Снимал на видео наши занятия, показывал записи другим тренерам, спрашивал: «Нормально?» Если нормально, значит, двигаемся дальше. Нет – вносим корректировки.
На самом деле в теннисе много примеров, когда спортсменов высокого уровня растил человек не из тенниса. У Михаила Южного наставник был из мира науки. У мужа Вероники Сергея - десятикратного чемпиона России - тренер тоже к спорту отношения ранее не имел.
Мне, конечно, помогает, что я знаю специфику профессионального спорта. Вероника и Полина хотят постучаться в дверь, из которой я уже вышел. Я понимаю, что самое главное в работе спортсменов – это научить именно работать. Ты должен найти с человеком контакт и пробудить в нём желание развиваться и совершенствоваться. В хоккее с этим всё просто: игроков можно штрафовать, если они предъявляют к себе низкие требования. В теннисе такое не пройдёт. Нужно искать другие пути, пытаться достучаться до спортсмена.
– Веронику вы со временем передали другому тренеру – её мужу Сергею Демёхину. Планируете ли доводить Полину до конца?
– С Вероникой я так же плотно занимался, ездил с ней на все турниры, отвечал долгое время за ОФП. Но когда появился новый специалист, решил, что нужно двигаться дальше. Мне не всегда хватало опыта, как вести себя правильно, какие слова подбирать, как выстраивать процесс. Я все эти шесть-семь лет набирался знаний.
С Полиной я планирую продолжить работу, но временами необходимо прибегать к практике сборов у других специалистов. Агент Полины периодически предлагает варианты. Нас, например, давно ждут в академии Рафаэля Надаля. У нас был опыт работы с Настей Мыскиной (экс-второй номер рейтинга WTA – ред.). Самое главное на таких сборах – сменить обстановку. Вероника как-то ездила на тренировки в Словению, и я спросил у неё: «Ну как? Сказали что-то новое?» «Нет, пап, то же самое, теми же словами». Просто иногда нужна просто другая интонация.
В теннисе можно найти много примеров, когда спортсмены работают со своими папами. Допустим, Саша Зверев. Его всю жизнь тренирует отец. Они могут привлечь какого-то стороннего специалиста, поехать в Испанию, но по итогу Саша всегда говорит, что его тренер – отец. Всю знают Каролину Возняцки. Она всю жизнь с папой. Перечислять можно долго. Возьмите матч любого топ-игрока – папа будет на трибуне.
– В общении с Полиной как вы разделяете роли отца и тренера?
– Я с ней 24 часа. Если бы у Полины был другой тренер, она бы занималась с ним и не видела его до следующего дня. Со мной она вместе на соревнованиях, в дороге, дома. Я понимаю, что это может утомлять. В некоторых случаях нас спасает мама. Я могу вспылить на тренировке и всё ещё держать это в голове, когда мы едем домой. Не всегда получается сказать себе: «Ну всё, теперь я папа» и отключиться. Но мама встречает нас дома, обращается к Полине как к дочери, и обстановка нормализуется. За пределами корта мы стараемся вообще не обсуждать теннис.
Я требую от Полины – как в своё время от Вероники – больше, чем от других теннисисток. Но иногда, признаюсь, я всё-таки жалею её и боюсь физически нагружать. В эти моменты трудно выключить отца. Они и без этого настоящие герои. Теннисный корт – как боксёрский ринг. Ты выходишь один на один с соперником. Стоит потерять концентрацию на мгновение – и тебя уничтожат. В хоккее тебя могут прикрыть партнёры, ты можешь найти момент, чтобы передохнуть. А в теннисе ничего такого. Один отскок – и времени на раздумья нет. Этот вид не просто так называют быстрыми шахматами. Ты должен всё время думать.
– Как вы можете описать статус Полины для тех, кто не следит за теннисом? Она – одна из самых перспективных игроков в России?
– Почему в России? Я бы сказал, что во всём мире. Она пошла по пути старшей сестры. Вероника тоже была топ-игроком по юниорам. Всё что можно выиграть она выиграла – и по несколько раз. Когда ей было 14 лет, он уже была первой на первенствах для 16-ти и 17-летних. Полине пока не хватает победы на турнирах «Большого шлема». Осенью мы успешно провели «Ролан Гаррос», но Полина ввиду скомканной из-за пандемии подготовки остановилась на стадии полуфинала. Не хватало практики на грунте. Честно говоря, я рассчитывал на победу, потому что та девочка, которая в итоге вышла в финал, проигрывала ранее Полине два раза. Но результат в целом неплохой.
Посмотрим, как коронавирус скажется на сезоне в дальнейшем. Мы рассчитывали отобраться на открытый чемпионат Австралии, но его перенесли. Турниры один за другим отменяются, и если ситуация не поменяется, будет трудно заявиться на них. Если раньше 15-тысячники (турниры с призовым фондом в 15 тыс долларов – ред.) проводились в трёх странах в неделю, то сейчас их организовывает только Турция. Туда нахлынут звезды и попасть туда будет уже нереально.
Отмечу, что 21-й год – последний для Полины на юниорском уровне. Она уже выступает временами на взрослых турнирах, но официально пока числится в юниорах.
– Вероника и Полина разные?
– Конечно. И по внешности, и по характеру. Самое главное, что в работе обе целеустремлённые. Полина, как и Вероника в её возрасте, рискованная. Там, где можно сыграть более расчетливо, она прёт без компромиссов вперёд. Это на самом деле хорошая черта, которая выделяет игроков высокого уровня. В этом проявляется их нестандартность. Но Вероника со временем перестроилась и стала играть осторожнее. Посмотрим, что будет с Полиной.
Как тренер я должен всегда искать новые веяния, нащупывать слабые места, требовать от них большего. Но как папа я горд за них и очень ими доволен во всём. Хорошие девчонки.
– С Полиной вы всегда рядом, а что насчёт Вероники? Как часто удаётся видеться с ней?
– Редко. В прошлом году я видел Веронику четыре раза. Первый раз в Австралии, второй – во Франции, третий – в Англии, четвёртый – в США. Где наши календари пересекаются, там и встречаемся. У неё настолько напряжённый календарь, что в России она бывает редко.
– С Полиной вы часто занимаетесь в Казани, она входит в сборную Татарстана. Есть ли у нас условия, чтобы такие теннисистки появлялись в будущем?
– Безусловно. Я побывал во многих странах и могу сказать, что по инфраструктуре Казань – лучший город в Европе. Уже прошло семь лет с открытия академии тенниса, а иностранцы всё ещё удивляются этому комплексу и по-хорошему завидуют. Мы находимся в тесном контакте с руководством академии и федерации тенниса РТ, и я могу сказать, что оно движется в правильном направлении. Но подготовка спортсменов высокого уровня – дело не сиюминутное, занимает много лет. Нужно запастись терпением.
МЫ ЗА ИНОСТРАНЦЕВ ПЕРЕЖИВАЛИ, А НЕ ОНИ ЗА НАС
– Из-за тенниса вы проводите много времени за границей. Не посещали ли вас мысли купить зтам недвижимость?
– В одно время я мечтал о домике в Хорватии или Словении. Может быть, в Испании. Но со временем я отказался от этого. Смотрите какая ситуация. Минимальная цена за нормальный домик – именно нормальный, без излишеств – это 400 - 500 тысяч евро. Добавьте к этому налог, который в случае отсутствия гражданства будет сумасшедшим. И получается, что ты просто покупаешь себе трату денег. Ты не сможешь там быть постоянно, а когда выберешься, то не сможешь отдохнуть. Нужно будет убираться, готовить и многое другое. Так что я говорю детям: «Будут деньги – пожалуйста покупайте. Вы уже взрослые, будете сами следить, а мы с мамой к вам в гости приезжать». Вероника пока об этом не задумывается и намерена жить в России.
– В своё время ей предлагали поменять гражданство?
– Да, был вариант с Австрией. А сейчас она уже не может менять прописку, так как заиграна за сборную России.
– Удалось ли вам выучить английский?
– На базовом уровне. Без него никак, потому что турниры не всегда проходят в крупных городах. Если летишь во Францию, это не значит, что тебе готовят корт в Париже. Иногда требуется три-четыре поездки, чтобы добраться до конечной точки. Вокзалы, аренда машин. Но в случае чего мне всегда помогают мои переводчики. Дочки у меня прекрасно знают английский.
– Поменялось ли ваш взгляд на мир из-за частого пребывания за границей? Вы выросли в Советском союзе, застали Россию 90-х. Могло сложиться впечатление, что там люди живут лучше, сформироваться некий комплекс...
– Комплексов не было, потому что ездить я начал задолго до тенниса. Первая заграничная поездка была в 88-м году в Финляндию. Я тогда был в десятом классе. Тогда мне действительно казалось: «Ого! Ничего себе как люди живут!» Потом была поездка в Америку с юниорской сборной СССР. Одежды нормальной у нас не было, поэтому хотелось пройтись по магазинам. Также закупились жвачками, конфетками, наклейками, часами, плейерами и прочим. Сейчас все дети мечтают об 12-м айфоне, были бы только деньги. А тогда даже если были деньги, нечего купить.
Когда я играл в «Ак Барсе» и «Металлурге», у меня было уже другое чувство. Мы могли позволить себе вещи, которые не могли позволить люди, живущие там. Мы, наоборот, чувствовали себя выше их. Они запивают водой бутерброды, а мы как положено, как русские. Помню, как мы праздновали победу в Кубке Шпенглера с «Металлургом» в Швейцарии. Приехали Величкин (Геннадий, генеральный менеджер клуба – ред.) и Рашников (Виктор, председатель совета директоров Магнитогорского металлургического комбината - ред.). Мы сняли весь ресторан. Когда начали стрелять залпы, местные сказали, что никогда в жизни не видели такого салюта. Даже когда здесь проводились саммиты.
А вы говорите – «комплекс». Мы за них переживали, а не за себя. Мы их учили, а не они нас.
– Вы никогда не сталкивались с проблемами за границей из-за того, что вы из России?
– Могу вспомнить только один случай два года назад. Приехали на турнир в Голландии. Он проходит в уникальном формате. Теннисисты располагаются в семьях, а эти семьи сами выбирают спортсменов на символической жеребьёвке. Мне эта тема не очень нравилась, но я согласился. Когда начался отбор, одна девочка – не буду называть фамилии – подошла ко мне. «Эдуард, а что это они мне говорят: «Зачем вы сбили самолёт?» Тогда как раз разворачивалась ситуация вокруг «Боинга», а она была не в курсе новостей. Я ответил: «Не бери себе в голову» и тут же забрал её и Полину. Мы сняли гостиницу. Жить с этими семьями я не собирался.
У МОИСЕЕВА НА ИГРАХ БЫЛО ЛЕГЧЕ, ЧЕМ НА ТРЕНИРОВКАХ
– Перейдём к вашей хоккейной карьере. Как, по-вашему, «Ак Барсу» удалось добыть первое чемпионство в клубной истории в 98-м году?
– За счёт мобилизации. У нас в тот сезон было всего четыре или пять выходных. Мы начали готовиться к чемпионату, как только уступили «Кристаллу» в плей-офф. Я тогда не играл из-за травмы, но чётко помню, что нас через пять дней после последнего матча с «Кристаллом» повезли в Финляндию. Там было жёстко. Затем нам дали недели четыре отдыха – и начались уже другие сборы.
Мы выходили на игры с удовольствием. Почему? Потому что было лучше играть, чем тренироваться. Когда наступил перерыв в чемпионате, это вообще была беда. Я думал: «Скорее бы игры начались».
– Что такого было на тренировках?
– Давление, в первую очередь психологическое. Моисеев – человек старой формации. Он по званию полковник, ему важна дисциплина. Также ему нужен человек, на которого можно срывать злобу. Что бы ты ни делал – всё равно попадёт. В таком статусе побывал каждый игрок.
Вся раздевалка была обклеена лозунгами – например: «Мало уметь – надо мочь». Постоянно были собрания. Неважно, закончилась игра в десять или 11 ночи – собрание железно 09:30 следующего дня. Когда были тяжелые матчи, он говорил: «Ребята, завтра подольше поспим. Приходим не в 09:30, а в 09:35». Там мы обсуждали всё что угодно. Заявление Ельцина, результат футбольной сборной – просто всё.
– Получается, Моисеева терпели?
– Было тяжело, но есть счейчас спросить любого игрока той команды, хотел бы он вернуться в то время, все до единого скажут «Да». Это я вам гарантирую. Я общаюсь с Алмазом Гарифуллиным, Мишей Сарматиным, Димой Ячановым, и мы вспоминаем те времена только с улыбкой. Говорим: «Блин, как бы эти времена вернуть».
– Почему вам хочется их вернуть, несмотря на всё давление?
– Это та жизнь, к которой мы приучены. Давайте порассуждаем. Если бы Моисеев был плохим, разве в его честь организовали бы турнир? Разве про него писали бы в газетах? Разве бы повесили его именной стяг под своды арен ЦСКА и «Ак Барса»? Он научил нас работать, а это – главное. Мы привыкали к тренировкам Моисеева три года и вышли на пик как раз в чемпионский сезон.
– Почему той команде не удалось закрепить успех и выиграть чемпионство во второй раз?
– На мой взгляд, была ошибка начальства. Они привезли легионеров, которые получали в разы больше казанских ребят. В три, четыре, а то и пять раз. Это добавляло негатива в командную атмосферу, тем более мы забивали больше них – и нам периодически выговаривали: «Чего вы не бьётесь за свой клуб? Легионерам же всё равно». Ну раз им всё равно, зачем вы их подписывали? Получилось это разногласие. А потом пришёл Крикунов, и он вернулся к старой формации. Всех уравнял. Разница в зарплатах была, но не такая большая. Все получали по заслугам.
РАЗМИНКИ В «МЕТАЛЛУРГЕ ЛЕГЧЕ», ЧЕМ ТРЕНИРОВКИ В КАЗАНИ
– Потом вы выиграли чемпионат уже с «Металлургом». В плане атмосферы всё было по-другому?
– Мне повезло, что я играл в топовых командах с прекрасной обстановкой в коллективе. Так было в Казани, так было в Магнитогорске. Единственное, там мне пришлось пересмотреть свои взгляды на тренировки. Командой руководил Белоусов, царство ему небесное. Тренировки у него были такие, что я долго не понимал, что делать. 11 лет меня будили, укладывали, говорили, когда тренироваться, а когда гулять. А тут надо было думать самому.
Когда я только перешёл в «Металлург», мы проводили сборы в Испании в том же месте, где «Ак Барс». В одной гостинице жили. «Ак Барс» с утра занимается зарядкой, а мы только идём на завтрак. Зарядки как таковой не было. Мне говорят, что у нас в четыре часа футбол. Пока мы ждём футбола, «Ак Барс» уже и зарядку провёл, и со штангой позанимался, и что-то ещё. К четырём они уже замыленные, а мы только идём заниматься.
Спрашиваю у ребят: «Когда тренироваться-то будем? Мне отвечают: «А мы уже тренируемся». А я привык, что у нас то нога болит, то рука, то температура от нагрузок. В «Ак Барсе» разминки были тяжелее, чем в «Металлурге» тренировки.
– Вы грустили от этого или радовались?
– Первые две недели я, конечно, радовался. А потом когда начали на лёд выходить, мне уже грустно стало. Вроде силы есть, а вроде нет. Я полностью расстренировался. Не понимал, что вообще делать и как мы будем играть.
Но когда мы вышли против «Ак Барса» в плей-офф, то одержали победу. После игры ко мне подошёл Лёша Чупин и спросил: «Вот ты говоришь, что вы не тренируетесь, как мы. А как вы тогда играете?» Я отвечаю: «Лёха, да я сам не понимаю».
Это сейчас норма покрутить велосипед после игры, остаться в тренажёрке. А тогда всё это было дико лично для меня. Отыграли, сходили в сауну – и домой. Тут такой подход не работал. Нужно было работать самому. Потом пришёл Марк Сикора, так у него вообще всё было лояльно. Тебя сажают в запас и спрашивают: «Сил что ли нет?» «Да, нет». «Ну так иди тренируйся». Подход такой, что ты профессионал и сам должен отвечать за свою форму.
– Налицо разница в подходах. Нас надо гонять и пинать, а заграничные тренеры могут надеяться на самосознательность игроков. Почему так?
– Вспомните команду СК имени Урицкого. Тех игроков, которых я застал в первом классе, я увидел и в восьмом. Максимум один человек уйдёт, один придёт. В остальном те же фамилии. И посмотрите на «Ак Барс» сейчас. Сезон начинает одна команда, перед дедлайном она становится другая, летом – третья. Кого-то подписали, кого-то выгнали. Постоянно идёт ротация. Если раньше пришёл в клуб и играешь пока не надоест, теперь конкуренция. Раньше у тебя зарплата 200 рублей, и ты получаешь её гарантировано. А теперь капитализм, который пришёл вместе с иностранными тренерами. Если играешь плохо, попадаешь на драфт отказов или в другой клуб.
– Вы застали в «Магнитке» Малкина. Каким он был тогда?
– Ему было 18 лет, но он уже выделялся. Техничный, в меру наглый, высокий. И самое главное - работоспособный. Я уверен, есть, были и будут люди более одарённые, чем Малкин. Но не все смогут работать, как Малкин. Он был целеустремлённый и знал себе цену. В первом сезоне я играл с ним в одном звене. Несмотря на талант, ему всё ещё нужно было адаптироваться ко взрослому хоккею. Во второй пришёл канадский специалист Дэйв Кинг, разглядел в нём потенциал и, чтобы увеличить его время на льду, стал ставить его в разные сочетания. Больше времени на льду – больше шансов забить.
ХОККЕЙ СТАЛ БЫСТРЕЕ
– Смотрите ли вы современный хоккей?
– Иногда. Конечно, многое поменялось, всё не так, как в наше время. Моё поколение ушло в 2008 году – как раз когда началась КХЛ. Возможно, мы были последними, кто придерживался советского стиля игры. Мы играли по минуте-полторы. Важно было не только забить гол, а красиво вывести шайбу. В тело старались не играть. Сейчас же смены по 20 - 25 секунд, главное пробиться, всех протаранить. Если сейчас матчи могут закончиться в основное время со счётом 1:1 или 2:2, то тогда обычным делом были - 6:4, 7:3.
– Можно сказать, что советский хоккей заменил североамериканский?
– Думаю, да. С чего это началось? Начали приглашать североамериканских тренеров. А в спорте же ничего нового не открывают, перенимают то, что уже работает. Зачем изобретать велосипед? Так российские тренеры почерпнули западные идеи. Тот же Квартальнов или Никитин. Моисеев, уверен, тоже копировал методики Тарасова. Только если Тарасов делал что-то три раза, Моисеев делал пять, чтобы стать лучше.
– Вам нравятся эти перемены в хоккее?
– Сложно сказать. Меня как-то позвал на матч ЦСКА Алмаз Гарифуллин (спортивный директор клуба, бывший игрок «Ак Барса» – ред.). Мы смотрим, и я говорю: «Блин, Алмаз, а где шайба-то?» Игра шла на таких высоких скоростях, что не заметить. «Да, сейчас такой хоккей, – ответил Алмаз. – У нас было время, чтобы разыграть комбинацию, отдать лишний пас. А сейчас такой хоккей, кому пас отдашь?»
Самое забавное, что когда мы играли про нас прошлое поколение говорило: «Вы несётесь сломя голову». У них было привычное дело три минуты на льду, пять кругов вокруг ворот. Когда закончит с хоккеем нынешнее поколение игроков, наверняка скажут то же самое про следующее.
Каждому – своё время. Возьмите Суперсерию 72-го года. Выйдет эта команда против современной – получит 20-ку голов точно. А на то время это была одна из лучших команд в мире. Они легенды, в честь них называют дворцы и улицы. Если их закинуть в наше время, наверняка они станут лучшими и здесь. Потому что тогда они пробились в СССР, где было больше населения. А если нас кинуть туда, не факт, что мы смогли бы заиграть на высоком уровне в то время.
ДОСЬЕ «БО Спорт»
Эдуард КУДЕРМЕТОВ
Дата рождения: 7 марта 1972 года
Место рождения: Казань
Карьера игрока: «Сокол» (Киев) – 1990-1992; «Ак Барс» (Казань) – 1992 - 2002; «Металлург» (Магнитогорск) – 2002 - 2006, 2006/07; ЦСКА (Москва) – 2006; «Спартак» (Москва) – 2007/08.
Достижения: чемпион России (1998, 2007).